Мне очень захотелось поделиться со всеми своим открытием - этой замечательной книгой о восхитительном человеке, носившего имя Йогонанда, сюжеты из жизни которого напоминают фантастический роман при том, что всё рассказанное им абсолютная правда. Приятного прочтения! ЙОГАНАНДА АВТОБИОГРАФИЯ ЙОГА Глава1 Мои родители и детство. ...В первые годы совместной жизни мои родители стали учениками великого учителя, Лахири Махасая из Бенареса. Общение с этим человеком еще больше усилило аскетическое мировоззрение Отца. Однажды мать призналась моей старшей сестре Роме: — Мы с твоим отцом бываем близки только раз в год, чтобы иметь детей. Отец познакомился с Лахири Махасая через Абинаша Бабу (Бабу — господин, ставится после бенгальских имен), который работал в филиале железнодорожной компании Бенгал-Нагпур в Горакхпуре. Абинаш запомнился мне своими увлекательными рассказами про индийских святых, которые он всегда завершал благодарностью и хвалой своему учителю. — Тебе когда-нибудь рассказывали, при каких необычных обстоятельствах твой отец стал учеником Лахири Махасая? — интригующе спросил Абинаш в один из обычных летних дней, когда мы сидели возле моего дома. Я помотал головой, на моем лице сияла улыбка ожидания. Много лет назад мне нужно было уехать из Горакхпура, чтобы увидеться со своим гуру в Бенаресе. Я попросил начальника — твоего отца — отпустить меня на неделю, но твой отец лишь рассмеялся. - Ты что собираешься стать религиозным фанатом? — спросил он. Сконцентрируйся на работе, если хочешь достичь успеха и продвинуться вперед. С грустью возвращаясь домой по лесной тропинке, я встретил твоего отца, отдыхавшего в паланкине. Он отпустил своих слуг с экипажем и подошел ко мне. Пытаясь утешить меня, он перечислял преимущества стремления к успеху. Но я слушал его совершенно равнодушно. Мое сердце стремилось к Лахири Махасая, и я понимал, что не смогу жить, не увидев его. Дорога привела нас к просторному полю, где безмятежные лучи позднего полуденного солнца нежно касались каждой дикой травинки. Мы остановились в восхищении. Вдруг посреди ноля, в нескольких метрах от нас, перед нами предстал образ моего великою учителя! (О сверхъестественных силах великих учителей рассказывается в главе 30, «Закон чудес».) - Бхагабати, ты слишком строг со своим работником! - прозвучал его голос, еще больше поразив нас. Затем он исчез так же загадочно, как и появился. Я упал на колени и стал повторять: «Лахири Махасая! Лахири Махасая!» Твой отец застыл в оцепенении на какое-то время. Абинаш, я не только отпущу ТЕБЯ, но и САМ завтра же отправлюсь в Бенарес. Я должен познакомиться с этим великим Лахири Махасая, который способен материализоваться, чтобы заступиться за тебя! Я возьму свою жену и попрошу этого учителя дать нам наставления для начала духовного пути. Ты приведёшь нас к нему? - Конечно, — меня переполняла радость оттого, что я получил ответ на мои молитвы и что обстоятельства изменились так скоро. Следующим вечером твои родители и я отравились в Бенарес. На следующий день мы взяли повозку на некоторое время, а затем пошли пешком по узким тропинкам, ведущим к уединённому жилищу моего гуру. Войдя в небольшой зал, мы поклонились учителю, который как обычно находился в позе лотоса. Он внимательно посмотрел на нас и остановил взгляд на твоем отце. — Бхагабати, ты слишком строг со своим работником! — это были те же самые слова, которые мы услышали два дня назад на поле Горакхпура. Он добавил: — Я рад, что ты позволил Абинашу посетить меня и что ты и твоя жена приехали вместе с ним. К великой радости твоих родителей, учитель посвятил их в духовную практику КРИЙЯ ЙОГИ (Крийя Йога —техника йоги, посредством которой успокаиваются чувства, позволяя человеку достичь единства с космическим разумом, см. главу 26). Твой отец и я стали очень близкими друзьями с того самого дня, когда нам явилось видение и после чего мы стали учениками великого учителя. Лахири Махасая очень интересовался твоим рождением. Твоя жизнь несомненно будет связана с ним: благословение учителя всегда оправдывает ожидания. Лахири Махасая покинул этот мир вскоре после того, как я родился. Его изображение в красивой рамке всегда возвышалось на нашем семейном алтаре в разных городах, куда Отца отправляли по службе. Часто по утрам и по вечерам мы с Матерью медитировали перед вымышленным храмом и преподносили цветы, смоченные в ароматном сандаловом масле. Бесчисленными молитвами, окутанными в запахи ладана и мирры, воздавали мы хвалу божеству, которое для нас воплотилось в образе Лахири Махасая. Его изображение оказало поразительное влияние на мою жизнь. Я становился старше и все больше в мыслях обращался к своему учителю. Во время медитации я часто видел, как его образ выходил из рамки, принимал форму человека и садился рядом со мной. Однако каждый раз, как только я пытался прикоснуться к его светящемуся телу, видение исчезало, и он снова становился лишь изображением. Когда детство закончилось и началось отрочество, в моем сознании Лахири Махасая из маленького изображения в рамке постепенно превратился в живое воплощение божества. Я часто молился ему в периоды тяжелых испытаний и смятения, всегда находя утешение. Впервые я был глубоко огорчен, когда его не стало. Однако как только я начал осознавать, что он всегда присутствует рядом, я перестал тосковать. Он часто писал своим ученикам, которые страстно желали увидеть его: «К чему приходить и смотреть на мою плоть, когда я всегда нахожусь в пределах вашей КУТАСТХИ (духовного зрения)?» В возрасте восьми лет я был благословлен поразительным излечением с помощью изображения Лахири Масахая. Этот случай еще больше усилил мою любовь к нему. В нашем семейном имении в Ичапуре, Бенгал, я заразился азиатской холерой. Я был обречен, доктора ничего не могли сделать. Склонившись над моей постелью, Мать неистово упрашивала меня взглянуть на изображение Лахири Махасая, висевшее на стене над моей головой. — Поклонись ему мысленно! — она знала, что я был слишком слаб, даже чтобы поднять руки. — Если ты действительно предан ему и в мыслях встанешь перед ним на колени, твоя жизнь будет спасена! Я посмотрел на его фотографию и увидел ослепляющий свет, окутывающий мое тело и наполняющий комнату. Тошнота и другие симптомы болезни исчезли — я поправился. Я сразу же почувствовал силы и наклонился, чтобы дотронуться до ног Матери в благодарность за ее бесконечную веру в своего гуру. Мать то и дело прижимала к себе маленькую фотографию. — О, вездесущий учитель, благодарю тебя за твой свет, который помог исцелить моего сына! Я понял, что она также видела волшебное сияние, благодаря которому я окончательно выздоровел и избежал смерти. Эта фотография — одна из самых ценных для меня вещей. Она была подарена Отцу самим Лахири Махасая и испускает священные флюиды. Происхождение этой фотографии весьма загадочно. Я слышал ее от другого ученика гуру, Кали Кумар Роя. Оказывается, учитель очень не любил фотографироваться. Но, несмотря на это, однажды все же была сделана фотография учителя со своими учениками, включая Кали Кумар Роя. Посмотрев на фотографию, фотограф был поражен. Фигуры всех учеников были четко видны, но в центре, на том месте, где он ожидал увидеть изображение Лахири Махасая, была лишь пустота. Этот случай долго обсуждали. Один из учеников, который был отличным фотографом, Ганга Дхар Бабу, хвастался, что исчезнувшая фигура учителя не сможет ускользнуть от него. На следующее утро Ганга Дхар Бабу отправился к учителю со всем своим оборудованием и застал его на деревянной скамейке у ширмы в позе лотоса. Заранее подстраховавшись для полного успеха, он сделал целых двенадцать снимков. На каждом из них он впоследствии обнаружил изображение скамейки и ширмы, но фигура учителя снова исчезла. Со слезами на глазах и с растоптанной гордостью Ганга Дхар Бабу вернулся к своему гуру. Прошло много часов, прежде чем Лахири Махасая нарушил тишину: — Я Дух. Может ли твоя камера запечатлеть вездесущее Незримое? — Я вижу, что не может! Но Великий Учитель, я очень хочу иметь изображение вашего святого тела, которое является храмом для незримого духа. — Тогда приходи завтра утром. Я буду тебе позировать. На следующий день фотограф пришел снова и сделал еще один снимок. На этот раз священная фигура, такая таинственная и неуловимая, была отчетливо видна на снимке. После этого учитель больше ни разу не позировал, по крайней мере, я не видел его другого изображения. Репродукция фотографии Лахири Махасая представлена в этой книге. По его чертам, схожим с чертами любого человека, едва ли можно определить, к какой расе он принадлежал. В его слегка загадочной улыбке отражается бесконечная радость единения с Богом. Его глаза наполовину приоткрыты и означают условную направленность на внешний мир. Великий учитель был совершенно равнодушен к соблазнам этого мира и всегда был готов помочь ищущим в их духовных проблемах, если они обращались к нему за наставлениями. Вскоре после моего исцеления силой изображения гуру у меня было важное духовное видение. Однажды утром, сидя на свой кровати, я впал в глубокую задумчивость. — Что скрывается за темнотой закрытых глаз? — Этот философский вопрос занял весь мой разум. Внезапная вспышка света появилась перед моим внутренним взором. Я начал различать фигуры святых, находящихся медитации в горных пещерах. Они были подобно миниатюрным изображениям из фильма, который проносился в моей голове. — Кто вы? — спросил я вслух. — Мы гималайские йоги, — заслышав эти божественные звуки, мое сердце затрепетало. — О, я страстно желаю отправиться в Гималаи и стать таким, как вы! Видение исчезло, но серебристые лучи, будто круги на воде, расходились по океану бесконечности. — Что это за чудесный свет? — Я Ишвара. (Ишвара — санскритское имя Бога, которое обозначает Правителя Вселенной; от корня IS, означающего «управлять». В священных книгах индуизма встречается 108 различных имен Бога, каждое из которых несет определенное философское значение.) Я есть Свет. — Эти слова прозвучали как голос с неба. — Я хочу быть с Тобой единым целым! В этом постепенно угасающем божественном экстазе я нашел вдохновение к поиску Бога. «Он вечен, он вечно дарит новую радость!». Это чувство восторга надолго осталось в моей памяти. Другое воспоминание также поражает до сих пор, ибо по сей день я ношу его след. Мы с моей старшей сестрой Умой сидели рано утром под индийской мелией возле нашего дома в Горакхпуре. Она помогала мне изучать бенгальский букварь, и в это время я старался не отвлекаться и не обращать внимания на попугаев, лакомившихся спелыми плодами мелии. Ума пожаловалась на плохое самочувствие из-за нарыва на ноге и принесла баночку с мазью. Я намазал немного целебной мази на свое предплечье. — Зачем ты используешь лекарство на здоровую руку? — Видишь ли, сестренка, мне кажется, что завтра я получу ожог и у меня будет нарыв. Я просто проверяю твою мазь на том месте, где он возникнет. — Ах ты, маленький врунишка! — Не называй меня лгуном до тех пор, пока не увидишь, что произойдет утром. — Меня переполняло чувство негодования. Ума усмехнулась и еще трижды обозвала меня. Когда я медленно отвечал, мой голос звучал непоколебимо и решительно. — Силой своей воли я заявляю, что завтра у меня появится большой нарыв вот в этом месте; а ТВОЙ нарыв увеличится в два раза! Утром я действительно обнаружил значительный нарыв в указанном месте; размер нарыва Умы увеличился вдвое. Ума бросилась к Матери с пронзительными криками: «Мукунда — колдун!». Мать серьезно объяснила мне, что никогда нельзя использовать силу слова для причинения вреда. С тех пор я всегда помнил се мудрый совет и всегда ему следовал. Мой нарыв вылечили хирургическим путем. До сих пор на моей руке есть заметный шрам, оставшийся после надреза доктора. На правом предплечье я ношу постоянное напоминание о силе человеческого слова. Те простые и на первый взгляд безобидные слова, сказанные Уме при глубокой концентрации, обладали огромной скрытой силой, которая выразилась в определенном, хоть и неблагоприятном, последствии. Позже я осознал, что эта безудержная сила слова может быть благо¬разумно направлена для того, чтобы избавиться от трудностей, избежав при этом шрамов или упреков. Наша семья переехала в город Лахор провинции Пенджаб. Там я приобрел изображение Божественной Матери в образе Богини Кали (Кали - символ Бога в образе вечной Матери Природы.) Она охраняла место поклонения на балконе нашего дома. Ко мне пришло четкое убеждение, что исполнится любое мое желание, произнесенное в этом священном месте. Однажды, стоя там с Умой, я наблюдал, как два воздушных змея носились в воздухе над крышами домов на противоположной стороне узкой улицы. — Почему ты такой спокойный? — Ума весело толкнула меня. — Просто я думаю о том, как хорошо, что Божественная Мать дает мне все, о чем я прошу. — Полагаю, она собирается дать тебе этих двух змеев! — сказала сестра с насмешкой. — Почему бы и нет? — Я начал мысленно молиться об этом. В Индии проходят соревнования со змеями, нити которых покрыты клеем и матовым стеклом. Каждый игрок старается разрезать нити своего соперника. Освобожденный змей летит над крышами, а его пытаются поймать. Это бывает очень весело. Поскольку мы с Умой стояли на балконе, существовала небольшая вероятность, что оторвавшийся змей может попасть к нам в руки, так как его хвост будет болтаться над крышами. Игроки начали соревнование. Одна нить была разрезана; в то же мгновение змей полетел в мою сторону. Он застыл на какое-то мгновение из-за внезапного ослабления ветра. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы нить зацепилась за кактус наверху противоположного дома. Образовалась петля, и я смог схватить змея. Я вручил этот подарок Уме. — Это была просто случайность, а не ответ на твои мольбы. Если и второй змей прилетит к тебе, тогда я поверю. — Однако в темных глазах сестры я хорошо видел ее изумление. Я продолжал молиться, концентрируясь все больше и больше. Внезапный рывок, сделанный вторым игроком, вырвал змея из его рук. Он двигался по направлению ко мне, танцуя на ветру. Мой любезный колючий помощник снова задержал нить, образовав петлю. Я схватил змея и протянул мой второй трофей Уме. — Божественная Мать на самом деле слышит тебя! Я не в силах это объяснить! — Сестра была похожа на испуганного оленя, умчавшегося прочь при виде человека.
Глава 2. Смерть матери и мистический амулет Самым большим желанием матери была женитьба старшего брата. "Ах, когда я увижу лицо жены Ананты, для меня это будет раем на земле!" — Я часто слышал, как мать этими словами выражает сильное чувство семейной преемственности, характерное для Индии. Во время помолвки Ананты мне было одиннадцать лет. Мать находилась в Калькутте, с радостью наблюдая за приготовлениями к свадьбе. Отец и я оставались в нашем доме в Барейли, в Северной Индии, куда отца перевели из Лахора через два года. Прежде я был свидетелем пышных брачных церемоний двух старших сестер — Ромы и Умы, но для Ананты, как старшего сына, планы были разработаны с особой тщательностью. Мать то и дело радушно принимала многочисленных родственников, ежедневно прибывавших в Калькутту из дальних мест. Она размещала их с удобствами в большом недавно приобретенном доме по Амхерст стрит, 50. Все было готово: деликатесы для банкета, яркий трон, на котором брата должны были перенести к дому невесты, ряды красочных огней, картонные мамонты, слоны и верблюды, английский, шотландский и индийский оркестры, церемониймейстеры, жрецы для древних торжественных церемоний и ритуалов. Отец и я, в праздничном настроении, предполагали присоединиться к семье во время церемоний. Однако незадолго до этого торжественного дня возникло видение, повергшее меня в отчаяние. Это было в Барейли, в полночь. Я и отец спали на веранде нашего дома, когда меня разбудило странное трепетание сетки от москитов над постелью. Тонкие занавески раздвинулись, и я увидел любимый образ матери. "Разбуди отца! — голос ее был подобен шороху. — Садитесь на первый поезд в четыре часа утра. Если хотите меня увидеть, поторопитесь в Калькутту!" — Фигура двойника исчезла. — Отец, отец! Мать умирает! — мой ужасающий крик мгновенно разбудил его. Я с рыданиями пробормотал роковые вести. — Не обращай внимания на эти галлюцинации. — Отец проявил характерное для него отрицательное отношение к новой ситуации. — У твоей матери отличное здоровье Если поступят какие-нибудь дурные вести, мы выедем завтра. — Ты никогда не простишь себе того, что не отправился сейчас! — Страдание заставило меня горько добавить: — И я никогда не прощу! Грустное утро принесло точное известие: "Мать опасно больна, свадьба откладывается, приезжайте немедленно". Отец и я выехали сильно встревоженные. По пути на станции пересадки нас встретил один мой дядя. В нашу сторону с грохотом мчался поезд, увеличиваясь на глазах. От внутреннего смятения у меня возникло внезапное желание броситься на рельсы. Уже лишившись, как я чувствовал, матери, мне было безмерно трудно выносить сразу же опустевший мир. Я любил ее как самого дорогого друга на земле. Ее утешающие черные глаза были моим прибежищем в пустячных трагедиях детства. Я остановился, чтобы задать вопрос дяде: — Она еще жива? — Конечно, жива! — ответил он сразу, заметив на моем лице отчаяние. Но я почти не поверил. Когда мы добрались до дома в Калькутте, нам лишь осталось предстать перед гнетущей тайной смерти. Я впал в почти безжизненное состояние. Прошли годы, прежде чем в мо.е сердце пришло какое-то примирение. Мои стоны, прорвавшись через самые врата небес, наконец вызвали отклик Божественной Матери. Ее слова окончательно исцелили кровоточащие раны: "Это Я храню тебя жизнь за жизнью в нежности многих матерей. Узнай в Моем взоре те черные глаза, те утраченные прекрасные глаза, что ты ищешь!" Вскоре после кремации горячо любимой матери отец и я вернулись в Барейли. Каждый день рано утром я совершал трогательное паломничество к большому дереву шеоли, бросавшему тень на ровную лужайку перед нашим домом, покрытую зеленой и золотистой травой. В поэтические минуты я думал, что белые цветы шеоли с добровольным благоговением простираются над травяным алтарем. Слезы смешивались с росой, и при этом часто виделся странный свет иного мира, появляющегося с зарей. Меня охватывали острые приступы пылкого стремления к Богу. Я чувствовал могучее влечение к Гималаям. Один из моих двоюродных братьев сразу же после своего путешествия по святым горам навестил нас в Барейли. Я жадно внимал его рассказам о высокогорном жилище йогов и свами. (Свами — от санскритского корня сва означает тот, кто един со своим Я Применяется к членам индийского ордена монахов Официальное значение этого титула соответствует титулу преподобный, см главу 24.) — Давай сбежим в Гималаи. Это предложение, сделанное мною однажды Дварке Прасаду, старшему сыну хозяина нашего дома в Барейли, впоследствии принесло одни неприятности. Он открыл этот план моему старшему брату, как раз приехавшему повидать отца. Вместо того чтобы слегка подшутить над мечтою маленького мальчика, Ананта решил меня высмеять: — Мукунда, где твое оранжевое одеяние? Без него ты не можешь быть свами! Но меня при этих словах охватило необъяснимое возбуждение. Они вызвали ясную картину: я — монах, скитающийся по Индии. Возможно, эти слова пробудили воспоминания прошлой жизни; во всяком случае стало ясно, с какой естественной легкостью носил бы я наряд этого основанного в древности монашеского ордена. Однажды утром, болтая с Дваркой, я ощутил обрушившуюся как лавина любовь к Богу. Собеседник лишь отчасти заметил это по необычному для меня красноречию, но я радостно внимал самому себе. Днем я сбежал в Найнитал, расположенный у подножия Гималаев. Ананта решительно отправился в погоню. Меня заставили вернуться в Барейли. Единственно доступным осталось обычное паломничество на заре к дереву шеоли. Сердце оплакивало двух моих матерей: человеческую и божественную. Трещина в семейном укладе, оставленная смертью матери, была невосполнима. В оставшиеся почти сорок лет жизни отец никогда более не женился. Приняв на себя трудную роль отца и матери для своих маленьких детей, он стал заметно нежнее и доступнее, спокойно и проницательно решая разные семейные проблемы. После нескольких часов службы он удалялся в свою комнату, как отшельник в келью, занимаясь в сладкой безмятежности крия-йогой. Через продолжительное время после смерти матери я попытался нанять прислугу-англичанку, которая могла бы сделать жизнь отца более уютной. Но он покачал головой: — Лишь твоя мать могла помочь мне. — Глаза его были исполнены вечной преданности. — Я не приму помощи ни от одной другой женщины. Через четырнадцать месяцев после ухода матери я узнал, что она оставила мне важное послание. Ананта, находившийся у ее смертного одра, записал сказанное. Несмотря на то, что она просила открыть мне послание через год, брат с этим задержался. Скоро он должен был уехать из Барейли в Калькутту, чтобы жениться на девушке, выбранной для него матерью. (Индийский обычай, по которому родители выбирают для своего ребенка спутника жизни, выдержал испытание временем. Индийские браки, глубоко уходящие своими корнями в религиозные представления, являются, по большей части, счастливыми.) Однажды вечером брат подозвал меня: — Мукунда, прости, что я так долго медлил, но теперь пришло время передать тебе необычное известие— в тоне Ананты слышалось смирение. — Я боялся, что у тебя возникнет желание уйти из дома. Но я вижу, что ты всё равно охвачен божественным рвением. На днях, поймав тебя на пути к Гималаям, я пришел к выводу, что более не должен откладывать осуществление своего торжественного обещания. — Брат вручил мне маленькую коробочку и послание матери. «Дорогой сынок Мукунда, пусть эти слова будут последним благословением! — писала мать. — Настал час, когда я должна рассказать о многих необычных событиях, связанных с твоим рождением. Я впервые узнала о пути, предначертанном тебе, когда ты был ещё младенцем. Я принесла тебя в дом моего учителя в Бенаресе. Затерявшись в толпе учеников, я едва смогла увидеть Лахири Махасая, сидевшего в глубокой медитации. Осторожно поглаживая тебя, я молилась, чтобы великий гуру заметил нас и даровал тебе подозвал меня к себе. Толпа передо мной расступилась, и я низко поклонилась своему гуру. Он посадил тебя на колени, положил тебе руку на лоб, как будто при крещении. — Маленькая мать, твой сын станет йогом. Как духовный двигатель, он приведёт многие души в Царство Божие. От радости, что тайная молитва принята всеведущим гуру, сердце мое сильно забилось. Незадолго до твоего рождения он сказал, что ты будешь следовать его путем. Позже, сын мой, когда из соседней комнаты я и твоя сестра Рома смотрели на тебя, больного, неподвижно лежащего в постели, мы, так же как и ты, видели Великий Свет. Личико было озарено, а в голосе звучала твердая решимость, когда ты сказал, что отправишься в Гималаи в поисках Бога. Таким образом, дорогой сын, я убедилась, что путь твой находится вдали от стремлений мира. Однако самое удивительное событие в моей жизни, явившееся дальнейшим подтверждением написанного, произошло позже, именно оно побуждает меня к этому посланию со смертного одра. Это была беседа с одним мудрецом в Пенджабе. Когда мы жили в Лахоре, однажды утром в мою комнату вошел слуга со словами: — Госпожа, пришел какой-то странный садху. (Садху — отшельник, анахорет, тот, кто посвятил себя аскезе и духовной практике.) Эти простые слова тронули меня до глубины души. Сейчас же выйдя поклониться посетителю и склонившись к его стопам, я почувствовала, что передо мной поистине божий человек. — Мать, — сказал он, — великие учителя хотят, чтобы ты знала, что твое пребывание на земле будет весьма недолгим, следующая болезнь окажется последней. (Эти слова показали, что мать тайно знала о непродолжительности своей жизни. Наконец до меня дошло, почему мать настаивала на ускорении женитьбы Ананты. Хотя она и умерла до свадьбы, ее естественным материнским желанием было участие в брачных церемониях.) Наступило молчание, во время которого я не ощутила никакой тревоги, но лишь вибрацию великого покоя. Наконец он снова обратился ко мне: — Тебе суждено быть хранительницей некоего серебряного амулета. Я не дам его тебе сегодня; для того, чтобы подтвердить истинность моих слов, он сам собой материализуется в твоих руках завтра во время медитации. На смертном одре ты должна поручить своему старшему сыну Ананте хранить этот амулет в течение года, а затем передать твоему второму сыну. Мукунда узнает его значение от великих учителей. Он должен получить его к тому времени, когда будет готов оставить все мирские упования и начать энергичные искания Бога. Через несколько лет, сослужив свою службу, амулет исчезнет. Если даже его хранить в самом тайном месте, он вернется туда, откуда пришел. Я предложила святому милостыню (обычный знак уважения к садху) и склонилась перед ним в великом почтении. Не приняв предложенное, он удалился с благословением. На следующий вечер, когда я, сложив руки, сидела в медитации, между моими ладонями материализовался серебряный амулет точно так, как предсказал садху. Он дал знать о себе холодным, гладким прикосновением. Я ревниво хранила его более двух лет, а теперь передаю на хранение Ананте. Не горюй обо мне, так как я передана моим великим гуру в руки Бесконечного. Прощай, дитя мое, »Космическая Мать защитит тебя». При виде амулета свет озарения сошел на меня, многие дремлющие воспоминания пробудились. Круглый, и по-старинному причудливый, он был покрыт санскритскими письменами. Я понял, что он пришел от учителей из прошлых жизней, которые незримо направляли мои стопы. Действительно, в нем был некий отдаленный смысл, однако полную сущность амулета раскрыть невозможно. ( Амулет — это предмет, имеющий астральное происхождение. Структурно рассеиваясь, такие объекты в конце концов исчезают с нашей земли, см. главу 43) Как он в конце концов исчез при глубоко несчастливых обстоятельствах и как утрата амулета стала предвестником обретения мною гуру, я расскажу в другой главе. Но маленький мальчик, которому помешали осуществить попытку достичь Гималаев, ежедневно уносился вдаль на крыльях своего амулета.
Глава 3. Святой с двумя телами — Отец, если я пообещаю не убежать, можно мне совершить туристическую поездку в Бенарес? Отец редко препятствовал моему пристрастию к путешествиям. Еще когда я был мальчиком, он разрешал мне посещать многие города и места паломничества. Обычно меня сопровождали друзья, один или более. Мы путешествовали очень удобно, по билетам первого класса, обеспечиваемым отцом. Его положение железнодорожного служащего вполне удовлетворяло кочевников в семье. Отец обещал должным образом рассмотреть мою просьбу. На следующий день он подозвал меня и протянул билет до Бенареса и обратно, немного денег и два письма. — У меня есть деловое предложение к бенаресскому другу Кедару Натху Бабу, — сказал он. — К несчастью, я потерял его адрес. Но, думаю, ты сможешь передать это письмо через нашего общего друга — свами Пранабананду. Свами, мой брат по ученичеству, достиг духовной высоты. Тебе будет полезно его общество; эта вторая записка послужит рекомендацией. — Глаза его блеснули, когда он добавил: — Смотри, больше никогда никаких побегов из дома! Я отправился в путь с пылом своих двенадцати лет (хотя возраст и позже не мешал испытывать удовольствие от новых картин и незнакомых лиц). Прибыв в Бенарес, я сразу отправился к жилищу свами. Входная дверь была открыта, и я направился к обширной, наподобие зала, комнате на втором этаже. Довольно полный человек, в одной лишь набедренной повязке, сидел на слегка приподнятом помосте в позе лотоса. Его голова и лицо без единой морщинки были чисто выбриты, на губах играла блаженная улыбка. Чтобы рассеять мысль о том, что я ворвался без приглашения, он приветствовал меня как старого друга: — Баба ананд (будь счастлив, дорогой). Приветствие в его голосе, похожем на детский," прозвучало искренне. Я преклонил колена и коснулся его стоп. — Вы свами Пранабананда? Он кивнул. — А ты сын Бхагабати? — слова его прозвучали прежде, чем мне удалось достать из своего кармана письмо отца. В изумлении я передал рекомендательную записку, казавшуюся теперь лишней. — Конечно, я разыщу для тебя местонахождение Кедара Натха Бабу, — вновь поразил меня своим ясновидением святой. Затем он мельком взглянул на письмо и сделал несколько лестных замечаний в адрес моего отца: — Ты знаешь, я получаю две пенсии. Одну — благодаря рекомендации твоего отца, у которого я когда-то работал. Другую — благодаря рекомендации моего Отца Небесного, ради Которого я сознательно завершил свои профессиональные обязанности. Это замечание показалось мне весьма туманным. — Какого рода пенсию, сэр, вы получаете от Небесного Отца? Он что, бросает деньги к вашим стопам? — Свами засмеялся. — Я имею в виду пенсию безмерного покоя — награду за много лет глубокой медитации. Теперь я никогда не нуждаюсь в деньгах. Мои малые материальные нужды вполне обеспечены. Позже ты поймешь смысл этой пенсии. Внезапно прекратив беседу, святой стал величественно неподвижным, окутанным атмосферой сфинкса. Сначала глаза искрились, как если бы наблюдали нечто интересное, потом потухли. Я был в замешательстве от его немногословия, ведь он еще не сказал, как встретиться с другом отца. С некоторой тревогой я осмотрел пустую комнату, где, кроме нас, никого не было. Мой блуждающий взгляд упал на его деревянные сандалии, лежавшие под скамейкой. — Чото Махасая. (Чото Махасая — имя, с которым ко мне обращались многие индийские святые. Оно переводится — маленький сэр, господин.), не волнуйся. Человек, которого ты ищешь, придет через полчаса. — Йог читал мои мысли — дело не слишком трудное в тот момент! Он снова впал в молчание. Когда часы показали, что тридцать минут прошли, свами очнулся. — Я думаю, что Кедар Натх Бабу уже у дверей, — сказал он. Я услышал, как кто-то поднимался по ступенькам. В полном недоумении в мыслях пронеслось: "Как можно, никого не посылая, вызвать друга моего отца? Свами со времени моего прихода ни с кем ни о чем не разговаривал, кроме меня!" Молча выйдя из комнаты, я стал спускаться по лестнице, встретив на полпути худого светлокожего человека среднего роста. Казалось, он торопится. — Вы Кедар Натх Бабу? — в моем голосе звучало волнение. — Да. А ты сын Бхагабати, ожидающий здесь встречи со мной? — Он дружески улыбнулся. — Сэр, каким образом вы пришли сюда? — Я почувствовал замешательство от его необъяснимого присутствия. «Сегодня все таинственно! Менее часа тому назад, когда я как раз окончил купание в Ганге, ко мне приблизился свами Пранабананда. Не понимаю, как он узнал, что я был там в это время. — Сын Бхагабати ждет тебя в моем доме, — сказал он. — Пойдем со мной? Я охотно согласился. Когда мы вместе с ним отправились, свами в своих деревянных сандалиях странным образом сумел меня опередить, хотя на мне были вот эти прочные туфли. Внезапно остановившись, он задал мне вопрос: — Сколько времени понадобится вам, чтобы добраться до моего дома? — Около получаса. — Мне нужно сейчас кое-что сделать, — загадочно взглянув, сказал свами. — Я должен вас опередить. Вы присоединитесь ко мне у меня дома, где сын Бхагабати и я будем вас ждать. Прежде чем я успел возразить, он быстро промчался мимо меня и исчез в толпе. Как можно скорее я пришел сюда». Это объяснение только увеличило мое недоумение. Я спросил: — Давно ли вы знаете свами? — В прошлом году мы встречались несколько раз, а в этом ни разу. Я был очень рад вновь увидеть его сегодня у гхата, где купался. — Не могу поверить своим ушам! Я что, схожу с ума? Он почудился, или вы действительно его видели, касались руки, слышали звук голоса, шагов? — Не понимаю, к чему ты клонишь! — вспыхнул он. — Я не лгу. Неужели не понятно, что я мог узнать, что ты ждешь меня в этом доме, только от свами? — Да, но ведь с тех пор, как я сюда пришел около часа тому назад, свами Пранабананда не уходил с моих глаз ни на минуту. Я рассказал ему все, как было, и повторил свой разговор со свами. Его глаза широко раскрылись. — Живем мы в этот материальный век или спим? Никогда в жизни я не ожидал стать свидетелем такого чуда! Мне казалось, что этот свами — обычный человек, а теперь оказалось, что он в состоянии материализовать еще одно тело и действовать через него! Мы вместе вошли в комнату святого. Кедар Натх Бабу показал на туфли под скамейкой: — Смотри-ка, это те же самые сандалии, что были на нем, когда он внезапно появился у гхата, — шепнул он. — Кроме того, на нем была лишь набедренная повязка, как сейчас. Когда гость склонился перед святым, тот повернулся ко мне с хитрой улыбкой: — Почему ты так этому удивляешься? Тонкое единство нематериального мира не скрыто от истинных йогов. Одновременно я вижусь и беседую с учениками в далекой Калькутте, Подобно этому и они способны преодолевать сложности любого важного дела волевым усилием. Вероятно, стараясь возбудить духовный пыл в юной груди, свами рассказал о своих способностях астрального "радио" и "телевидения". (Своим собственным путем физическая наука подтверждает истинность законов, открытых йогами через ментальную науку. К примеру, 26 ноября 1934 г. в Римском Королевском университете было наглядно продемонстрировано, что человек обладает возможностями телевидения. Доктор Джузеппе Калигари, профессор нейропсихологии, нажимал в течение пятнадцати минут на точку, расположенную в правой стороне грудной клетки тела испытуемого, в результате чего он становился способен подробно описывать лица и объекты, находящиеся в то же время по другую сторону стены. Доктор Калигари заявил коллегам, что если возбуждать другие участки кожи, то испытуемому передадутся сверхчувственные ощущения, позволяющие видеть объекты, которые он не мог бы воспринимать иначе, а также мог бы видеть на любом расстоянии, независимо от того, видел он эти объекты раньше или нет.) Но вместо энтузиазма ощущался лишь благоговейный страх. Поскольку мне было предопределено предпринять искания божественного через определенного гуру — Шри Юктешвара, которого еще не повстречал, я не чувствовал склонности признать Пранабананду своим учителем. Взглянув на него с сомнением, я желал понять, кто передо мной: он или его двойник. Свами, стараясь развеять беспокойство, устремил на меня проницательный взгляд и вдохновенно заговорил о своем гуру: — Лахири Махасая был величайшим йогом из всех, кого я знал. Он был самим Богом во плоти. Если ученик, подумал я, мог по собственной воле материализовать еще одну физическую форму, какие же чудеса могли быть доступны учителю? И свами поведал мне, сколь бесценна помощь гуру. «Обычно я и другой ученик медитировали каждую ночь по восемь часов, — начал он, — днем мы работали в управлении железной дороги. Находя трудным продолжать канцелярскую службу, я желал посвятить все время Богу. Восемь лет я ежедневно медитировал по полночи. Успехи были прекрасные, потрясающие духовные откровения озаряли разум. Но между мной и Бесконечным постоянно оставалась небольшая завеса. Казалось, что даже при сверхупорстве конечное необратимое единство окажется недоступно. Однажды вечером я пришел к Лахири Махасая и попросил его божественного вмешательства. Мои назойливые просьбы продолжались всю ночь: — Ангельский гуру, мои духовные страдания заключаются в том, что я не могу больше выносить жизни, не встретив Великого Возлюбленного! — Что я могу поделать? Тебе необходимо медитировать более глубоко, — ответил он. — Я взываю к Тебе, мой Господь Бог! Я вижу Тебя материализованным перед собой в физическом теле, благослови меня, чтобы я мог воспринять Тебя в Твоей бесконечной форме! Лахири Махасая сделал милостивый жест рукой: — Можешь идти и медитировать. Я ходатайствовал за тебя перед Брахмой. (Брахма — Бог в аспекте Творца; от санскритского корня брих — распространяться. Когда Эмерсон в 1857 г. напечатал в Atlantic Monthly стихотворение Брахма, большинство читателей было в недоумении. Эмерсон усмехался: "Скажите им, чтобы они читали Иегова вместо Брахма, тогда затруднений не будет".) В безмерном душевном подъеме вернулся я домой. В медитации той ночью страстная цель моей жизни была достигнута. Теперь я непрерывно наслаждаюсь этой духовной пенсией. Никогда с того дня Всеблагой Творец не оставался сокрытым от моих глаз какой-либо завесой заблуждения». Лицо Пранабананды было залито божественным светом. Покой иного мира вошел в мое сердце, весь страх рассеялся. Святой поведал нам еще кое-что: «Через несколько месяцев я вновь пришел к Лахири Махасая и попытался поблагодарить за бесценный дар. Затем упомянул еще об одном: — Божественный учитель, я больше не могу работать в конторе. Пожалуйста, освободи меня. Я постоянно опьянен Брахмой. — Обратись за пенсией к своей компании. — Какую же мне указать причину столь раннего оформления пенсии? — Расскажи им о том, что ты чувствуешь. На следующий день я заявил в компании о желании уйти на пенсию. Доктор просил обосновать мою преждевременную просьбу. Я сказал, что во время работы чувствую ощущение давления, поднимающееся по позвоночнику. ( В глубокой медитации первый опыт духа проявляется на алтаре позвоночника, а затем в головном мозге. Льющееся могучим потоком блаженство поразительно, но йог учится контролировать его направление и внешние проявления.) Пронизывая все тело, оно делает меня непригодным к работе. ( Ко времени нашей встречи Пранабананда, несомненно, был озаренным учителем. Но последние дни описанной им деловой жизни имели место на много лет раньше. Пранабананда тогда еще не вполне утвердился в нирвикальпа самадхи. В этом совершенном Я неколебимом состоянии йог не испытывает никаких затруднений в исполнении каких бы то ни было мирских обязанностей. После ухода в отставку Пранабананда написал Пранабгиту — один из глубочайших комментариев к Бхагавадгите, доступный на языках бенгали и хинди. Сила, выражающаяся в способности проявляться сразу в нескольких телах, называется сиддхи — сила йоги, о которой упоминал Патанджали в Йога-сутре (см. сноску на стр. 248). Явления биолокации проявлялись в жизни многих святых в прошлые века. В Истории Терезы Ньюмен (Bruce Pub. Co.) А.П.Шимберг описывает несколько случаев, когда эта христианская святая появлялась в прежние времена и разговаривала с людьми, находящимися далеко от нее и нуждающимися в ее помощи.) Без дальнейших вопросов врач настоятельно рекомендовал уход на пенсию, которую я вскоре получил. Я знаю, что божественная воля Лахири Махасая действовала через доктора и железнодорожных служащих, включая твоего отца. Они автоматически повиновались руководству великого гуру и освободили меня для жизни в неразрывном общении с Возлюбленным». После необычного откровения свами Пранабанан-да снова впал в длительное молчание. Когда я уходил, почтительно коснувшись его стоп, он дал мне свое благословение: — Твоя жизнь связана с путем йоги. Я вновь увижу тебя с твоим отцом позже. С годами эти предсказания сбылись. ( См. главу 27.) Кедар Натх Бабу шел рядом со мной в надвигающихся сумерках. Я передал ему письмо отца, которое он прочитал под уличным фонарем. — Твой отец предлагает мне занять одну должность в Калькуттском управлении его железнодорожной компании. Как приятно предвкушать по крайней мере одну из пенсий, которыми располагает свами Пранабананда! Но это невозможно. Я не могу оставить Бенарес. Увы, два тела пока не для меня!
